Будь я стоящим человеком, из меня, может и вышел бы хороший художник. Но, может, я такая сволочь, что из меня получится хороший писатель. ©
Название: Почти как ангел
Автор: Изаяц Необыкновенный
Жанр: драма
Рейтинг: G
Дисклеймер: все мое
Состояние: окончен
читать
Мелкие снежинки медленно кружились в воздухе. Колючие, ледяные. Роняемые серыми тяжело-нависшими небесами. Они резали щеки, обжигая их своими острыми касаниями, точно впиваясь в кожу. Слезы застыли мутными хрусталиками на побелевших ресницах. Слезы: быть может печали и боли, быть может, просто вызванные морозным ветром, внахлест бьющим по лицу.
Метель плакала, выла, стонала на все лады, пронзая сердце тоской. И лишь маленький комок жизни: теплый, почти невесомый, примостившийся на спине, подобно сложенным крыльям ангела - позволял сохранить искру в сердце, от которой становилось чуть светлее в столь черный пасмурный день. Такой же как «вчера» и, вместе с ним, еще множество минувших. А, возможно, даже «завтра».
Хрупкие ручонки оплели шею, сжимая плащ окоченевшими пальцами. Боясь отпустить, потерять раз и навсегда. Детское сердце, чуть уловимо, билось. Равномерно, мирно, как у спящего. И тепло дыхания, там, где его лицо утыкается в ткань одежки, согревало, наполняя все внутри спокойствием.
***
Ветер гонял по земле засохшую потемневшую листву. Листья, короткими перебежками, пересекали улицу, гонялись за прохожими, подбрасываемые невидимыми руками.
Мужчина поднял воротник плаща, пряча лицо от порывистых бросков ветра. Под ноги бросилась белая листовка - билет. Он наклонился, подбирая его - в цирк. Мужчина пожал плечами, пряча билет в карман пальто. Как давно он не был в цирке? Кажется, целую вечность. С самого детства, когда поход в цирк был чем-то захватывающим, необычным. Когда с замиранием сердца следишь за акробатами, парящими под самым куполом. На дрессировщиков и этих огромных, до дрожи любопытства пугающий, тигров и слонов. И одинокого печального клоуна, над горем которого так любят смеяться зрители.
Почему бы не сходить, когда билетик сам попал к тебе в руки, точно просясь, чтобы его подобрали. Быть может, этот поход напомнит ему детство, со всеми его беззаботностью, легкостью и незнанием реальности.
Площадь вокруг шатров была полна весельем и предвкушением предстоящего зрелища. Люди толпились возле палаток со сладостями и забавными сувенирами. Дети, громко визжа, катались на аттракционах и носились друг за дружкой. А в центре всего высился главный шатер, где под светом софитов раскинулась арена. Под потолком протянули веревку для канатоходцев и развесили перекладины. Где всегда хранится дух детства и чего-то загадочного. Во всем: ярком сиянии прожектора, тенях за занавесом, блеске в глазах зрителей… Тихом шепоте ожидания, который затихает как только начинается представление.
Под куполом вспыхнул свет, сосредотачивая все внимание на одном единственном объекте: маленьком, хрупком, замершем над зрителями, ареной, кажется, всем миром. Он стоял там, освещенный софитом, под напряженными взглядами, под накатывающим и затихающим шепотком. Точно на утесе перед морем, где внизу плещется океан, шурша пенными волнами, разбиваясь о камень скалы. Лицом к зрителям. Так, чтоб было видно всем.
Расставив руки в стороны, мальчик сделал один осторожный шажок, ступив на тонкую туго натянутую веревку. Покачнулся, держа равновесие. Зал ахнул как по команде, точно бы в них механизм какой-то заводится и срабатывает. Мужчина, хмурясь, всматривался в маленького акробата. На лице того застыла спокойная отрешенность. Он явно проделывал подобное не в первый раз, значит уже опытный. Но даже опытные акробаты порой оступаются. А этот даже без страховки. Зрители с замиранием следили за каждым проделываемым шагом. А мальчик словно бы сжался под столь пристальными взорами, скользя по веревке. Шажок, вздох и зал в одно мгновение замер – маленький акробат покачнулся, не удержав равновесие, и соскользнул вниз. Кто-то вскрикнул, кто-то вскочил с места, а кто-то лишь сильнее напрягся, храня внутри мысль «что же, что же дальше?». По залу прокатилась волна удивления – в полете мальчик чуть дрогнул, как бы замедляя падение, перевернулся, точно бы его держали невидимые веревки страховки, и, распахнув руки, довольно неуклюже плюхнулся на пол. Мужчина подался вперед, вглядываясь. Что это - там, у него за спиной, в области лопаток. Будто бы что-то есть. Крылья? Да нет, это не крылья. Это крылышки. Совсем хрупкие и маленькие, как сам мальчик. Чуть сизые перышки, чуть белые кое-где. Дрожат, точно бы от ветра. Мальчик тем временем поднялся, свернув крылышки, спрятал их за спину, подальше от пристальных, жадных взоров. И чуть сконфуженно поклонился. На арену вышли двое старших акробатов и ведущий. Он захлопал в ладоши, призывая зрителей повторять за ним. Громко засмеялся, преобнимая мальчика. Тот, кажется, дрожал, то ли от страха, то ли еще от чего…
Вот оно. Шанс вернуть хоть часть прошлой жизни. Шанс, посланный судьбой, ведь тот билет сам нашел того, кто в нем нуждался. Разве это не знак? И не воспользоваться им может только глупец.
Зрители медленно разбредались, а на лицах все еще блуждало удивление и легкие улыбки. Они разойдутся, но завтра, а, быть может и послезавтра, придут вновь, чтобы еще и еще увидеть его - это невообразимо удивительное существо. Но позже в заботах все позабудется, оставив лишь легкое, приятное воспоминание о чуде, которое ты когда-то увидел собственными глазами.
Мужчина пробрался по рядам к выходу. Он не сможет забыть. Не сможет так просто уйти, ведь собственные глаза никогда не обманут, а человек всегда тянется к чуду, чтобы хоть как-то разнообразить серую повседневность. И стоит это не мало.
Мир затопили сумерки, укрывая улицы угасающей пеленой вечера. Ветер утих, сменив шуршание листвы на тишину опустевшей площади. Над шатрами зажглись фонари, затмевая вспыхивающие на небе звезды. Посетители разошлись и лишь приглушенны голоса звучали чуть в отдалении. Но все равно как-то слишком резко стало пусто и одиноко.
Мальчик подтянул колени к груди, пытаясь совладать с дрожью. Испуг до сих пор не прошел, оставив после себя какой-то неприятный осадок в сердце. И словно маленькие иголочки впивались в кожу на затылке. Оставаться в одиночестве становилось невыносимо, но и идти куда-либо он тоже не отваживался: здесь он самый маленький, да и нормальным его никогда не считали, как бы глупо это ни выглядело.
Бежать. Куда? В этот реальный мир, в котором нет места фокусам и слабости. Нет места ему. С самого рождения не было и со временем так и не появилось.
Мальчик опустил голову, уткнувшись лицом в коленки. Из тишины вынырнул звук тихих шагов, точно крадется кто-то. Ребенок вздрогнул – здесь некому прятаться, если только это не посторонний. Страх нахлынул вновь, заставляя пальцы сильнее сжаться. Звук то затихал на время, то вновь возникал из тишины. Неизвестный шел к его палатке. Зачем?
Коснуться рукой ткани, отведя занавеску чуть в сторону. Мужчина осторожно заглянул внутрь. Маленький сжавшийся силуэт на кровати. Испуганный блеск глаз в темноте. Он ждал, должно быть, услышав шаги - смысла таиться более нет. Мужчина бегло осмотрел безлюдную площадь и, выпрямившись в полный рост, ступил внутрь.
Ребенок дернулся, отстраняясь.
- Прошу не пугайся, - чуть приглушенно проговорил мужчина.
Он вытянул руки вперед ладонями вверх, как бы показывая, что не опасен. Мальчик молчал, однако, похоже, чуть расслабился.
- Можно подойду?
Тот, чуть помедлив, кивнул. Мужчина приблизился, присев на краешек кровати. На сей раз крылышки были скрыты под рубашкой, и он на миг задумался, а не было ли все это обычным розыгрышем. Мальчик неотрывно следил, лишь изредка моргая большими глазами. В них читался страх загнанного зверька, граничащий с любопытством. Дети всегда любопытны, даже в моменты опасности.
- Я – Даниэль, а тебя как звать? - мужчина протянул руку для пожатия.
Мальчик изучил большую сильную ладонь, осторожно вложив в нее свою, совсем маленькую в сравнении.
- Чес, - а голос совсем не дрожит.
- И давно ты тут, Чес?
- Год, - мальчик пожал плечами, как бы показывая, что не особо считал.
- И нравится?
Опять это же движение. Он отвел взгляд, чуть опустив голову.
- А хочешь пойти со мной, Чес?
Ребенок вздернул голову, еще шире распахнув глаза от удивления. В слабом свете звезд и фонарей, Даниель заметил, что они у него синие, точно небо в сумерки.
- Вы серьезно?
Мужчина хмыкнул – юнец совершенно не напрягся, не стал допытываться, зачем ему это, его лишь волновала искренность сказанного.
- Более чем, - на губах промелькнула улыбка.
В подтверждение сказанного он подал Чесу руку:
- Не пожалеешь?
Тот вновь передернул плечами. Взявшись за руку, он спустил ноги с кровати.
- А куда мы пойдем?
- Куда-нибудь, - туманно ответил Даниель. – Для начала, подальше отсюда.
Он вновь улыбнулся мальчику, и направился к выходу.
Выбраться с территории, занимаемой цирком, не составило труда, ее особо не охраняли. Видимо, полагая, что никто не станет сбегать или же наоборот - прокрадываться внутрь. Разве что за животными следили.
С темнотой на улице значительно похолодало. Даниель чувствовал, как руки мальчика чуть дрожат от холода, однако тот тихо следовал за ним, даже не подумав пожаловаться.
- Ты, наверное, устал, после выступления?
- А вы на нем были? – в голосе смущение граничило с радостью.
Этот ребенок всегда отвечает вопросом на вопрос?
- Да, был, - кивнул мужчина, смотря на Чеса с высоты своего роста. – Сегодня утром, когда ты…
- Упал, - потупился собеседник.
- Ты в порядке? После падения.
Взгляд скользнул по спине, остановившись там, где должны располагаться крылышки. Удивительно, как такие хрупкие, несформировавшиеся – они способны удержать его.
Кивок.
- Ты, похоже, не рад такой удаче? – Даниель вздернул брови.
Вновь пожимание плечами – это входит у него в привычку.
- Ну, ладно, - вздохнул мужчина. – Ты голоден?
Не поднимая головы, тот сконфуженно кивнул.
- Тогда может, остановимся на ночь?
Дождавшись кивка, мужчина продолжил:
- Только вот я не снял жилье сегодня. Так что придется заночевать на улице. Не будешь против?
- Нет, господин Даниель.
«Господин». Какое громкое слово. Звучит так, словно бы он уже привык к повиновению. Привык к тому, что старший вправе управлять его судьбой. Хотя, так даже проще. Ведь у Даниеля тоже свои планы на жизнь, и он должен ему помочь в их воплощении.
Мужчина вновь посмотрел на мальчика. Тот озирался по сторонам, точно давно не был за пределами цирка. Хотя, может так оно и есть. Должно быть там, он хоть считает себя частью чего-то, а вырвавшись в мир, куда ему податься? Разве что слоняться по улицам, да беспризорничать. Тут его ничего не ждет, только голод и одиночество…
Даниель потряс головой, отгоняя мысли. Он видел много таких и со временем привык. А этот мальчик не такой как многие. Он – особенный. И этому нельзя позволить пропадать.
Чес жадно набросился на хлеб и сыр. Хотя жевал на удивление медленно, не спеша заглатывать большие куски.
- Расскажите о себе, господин, - глаза блестели неприкрытым любопытством, в свете маленького костерка.
- Да мне особо нечего рассказывать, - вздохнул тот. – Раньше у меня был дом. Семья: родители и старшая сестра. Но началась война, и я ушел на нее. Это было страшное время. Особенно для молодого человека как я. Я ведь младший в семье и привык, что обо мне заботятся. О ней я не буду тебе рассказывать. Я жил только мыслью о том, что у меня есть место, куда можно вернуться. Однако, когда война закончилась, возвращаться уже было не куда. Ее цепкие руки добрались и до моего дома, уничтожив все и стерев даже упоминание о былом.
Даниель умолк, пустым взглядом смотря на пляшущие языки пламени. А ведь звучит как оправдание затаенным желаниям. Тому. В чем ты не признался.
- Вам, наверное, очень плохо теперь, - мальчик смотрел, не отрывая взгляда от замершего лица.
- Я свыкся, - Даниель чуть улыбнулся. – Ложись спать.
- А зачем я вам? – синие глаза смотрели совсем не по-детски.
Нет, он не заподозрил, он просто пытался понять.
- Чтобы жить…
«На те деньги, что мне дадут за тебя», - прозвучало в голове недосказанное.
Костер начинал угасать. Даниель подкинул в него немного хвороста. Его становилось все меньше и меньше, а приближение зимы ощущалось еще более явно с заходом солнца. Он лег на листву, втянув голову в плечи. Прикрыл глаза и, кажется, задремал. Сколько прошло времени, он не знал, только вот вдруг почувствовал чье-то прикосновение. Даниелю не хотелось открывать глаза, да и сил на это, словно бы не было. Он лишь слегка приоткрыл их. Чес осторожно приподнял его руку, забираясь под нее. Мальчик дрожал от холода. Улегшись рядом, он уткнулся лицом мужчине в грудь, свернувшись клубочком, точно котенок. Тот замер, чувствуя, как где-то в области сердца медленно растекается тепло. Опустив руку, Даниель положил ее мальчику на спину. И почувствовал, как легко подрагивают маленькие крылышки под грубой тканью куртки. Значит все-таки реальные. Часть этого хрупкого существа. Такая же ощутимая, как спокойное сердцебиение спящего совсем рядом.
К утру костер погас. Даже угли уже успели поостыть. Чес проснулся сразу как только зашевелился Даниель. Протирая глаза кулачками, он сонно оглядывал засыпанную листвой землю.
- Сегодня мы будем в городе. Так что спать на земле больше не придется, - обнадежил Даниель.
«А если повезет, то и на твердом тоже», - промелькнуло в голове.
- Идем, - чуть махнул рукой, призывая следовать за собой.
- Ну что ж. Ты выслушал мою историю. Поделись своей, - после недолгого молчания, проговорил Даниель.
Чес молчал довольно долго. Мужчина уже было подумал, что он не хочет говорить и хотел было сказать. Что не хочет – не надо, однако мальчик опередил:
- У меня есть папа и мама. Они отдали меня в цирк, потому что… Потому что боялись того, что я не такой как все дети, с этими… И что из-за этого пострадает их ре…
- Репутация, - помог Даниель, видя, что мальчику трудно.
Тот кивнул.
- Они не оставили меня на улице. Они добрые, - голос ребенка задрожал, срываясь. – Я люблю своих маму и папу. Они ждали. Долго. Думали, что пройдет, но с возрастом они все больше и больше. А потом…Потом появилась сестренка…
Вот оно. «Сестренка»
Даниель закусил губу. Вот ведь как получается, а он-то думал – сирота. Хотя сразу можно было заметить, что уж больно он аккуратный. Можно, да не обратил внимания. И это слово – господин – видимо, его научили этому в цирке. Хотя, какая разница. Все равно же брошенный. Точно собака. Которая испортила любимый ковер…
Все остальное время две фигуры просто брели вперед. Молча, размышляя каждый о своем. Быть может, вспоминая прошлое, а быть может, обдумывая будущее. И вот уже город совсем близко. И ближе момент расставания.
Точно новый мир, нахлынул звуками, красками. Прохожие спешили по своим делам, обходя стороной двоих пришедших. Точно речной поток обтекает камни, мешающие на его пути. Чес уже и позабыл, какой же он – город: шумный, серый, неуемный. Ну точь ярмарка. Но это лишь на поверхности. Даниель по себе знал, какой он грязный. И как негостеприимен становится этот мир к тем, кому некуда идти. И что же теперь. Настоль сильно желание изменить его отношение к тебе, при знании того, что все это, лишь притворство, лесть и подобострастие. Что он примет тебя, только если ты внесешь нужную плату. Как тот билет в цирк, который стоит монету, не стоил для тебя ничего и теперь ты хочешь взять себе еще и деньги за вход.
- Подожди меня в комнате гостиницы, хорошо, Чес.
Лишь дождавшись кивка. Мужчина встал с корточек и вышел прочь. Ни на миг не обернувшись, захлопнул за собой дверь. Мальчик же сел на кровать и стал ждать. Это было проще всего – за время он привык ждать. День за днем. В надежде, что кто-нибудь передумает и он, наконец, дождется…
Нужные люди отыскались довольно быстро. В большом городе всегда найдется человек, готовый заплатить за подобное. Осталось лишь предоставить доказательства. Даниель вернулся под вечер и Чес уже успел задремать, уткнувшись лицом в подушку, а ноги так и остались свисать, с кровати не дотягиваясь носками до пола. Мужчина остановился у двери, какое-то время просто смотря на спящего. Черные волосы спадали на лицо, скрывая глаза. Он выглядел хрупким, хотя и не был настолько уж худ. Даниель задумался, вспоминая: в детстве он тоже не отличался крепостью, лишь армия сделала из него сильного человека. Человека, способного со спокойным сердцем обменять чужую жизнь, на призрачную надежду вернуть прошлое.
Мальчик зашевелился, открывая глаза.
- Проснулся. – Даниель стоял в дверях. Размышляя. – Пойдем-ка кое-куда.
- Куда?
За окном стемнело. Чес нехотя начал подниматься.
- Идем-идем, - мужчина протянул руку, предлагая взяться за нее.
Маленькие снежинки парили в воздухе, мягко ложась на землю. Они не таяли, укрывая черноту легким белым покрывалом. Зима пришла. Пришла с морозным ветром, холодным снежным пухом и льдом.
- Ты когда-нибудь катался на коньках?
Огороженный каток пустовал. Тонкая прослойка мутно блестела в слабом свете фонарей. Мальчик отрицательно замотал головой.
- Но я хорошо могу держать равновесие, - он чуть замялся, продолжив, - когда они помогают.
- Мы попробуем без них, - улыбнулся мужчина, доставая откуда-то из-под плаща коньки.
Острые лезвия выглядели устрашающе, бликуя в полумраке.
- Надеюсь подойдут, одевай-ка.
Кивок. Маленькие ручки выхватили ботинки. Мальчик порывисто сел, сбрасывая с ног обувь. Даниель быстро обулся, с интересом наблюдая за тем, как Чес упорно пытается завязать шнурки.
- Помочь?
- Нет! Я сам хочу, – строго ответствовал тот, выглядя при этом донельзя забавно.
Наконец, он справился с этой задачей. Пытаясь подняться на ноги.
- Осторожнее, - Даниель подхватил его под руки, придерживая.
- Держи равновесие и отталкивайся, - командовал он, плавно скользя по льду.
Мальчик то и дело пытался хватался за рукав его плаща, стараясь не сесть на шпагат. Сперва, он громко и довольно зло пыхтел, но потом им овладело веселье, и каждое падение вызывало у него порцию звонкого смеха. Он капелью звенел над катком, наполняя ночь каким-то приятным спокойствием. Постепенно Даниель тоже начал улыбаться, а потом и вовсе засмеялся:
- Ты совершенно не создан для этого занятия.
Чес пытался подняться на ноги после очередного падения, но ноги так и норовили разъехаться в стороны.
- Идем. Замерзнешь.
Даниель ловко подъехал к мальчику, подхватывая его за руки. Мороз начинал покалывать на щеках, и кончики пальцев совсем замерзли. Снег падал большими хлопьями. Точно тополиный пух кружил в воздухе, нежно касаясь лица. Коньки, снятые, висели на плече, а сбитое после катания дыхание приходило в норму.
Что это было: прощальный подарок или что-то большее? Сможешь ли сам честно ответить на этот вопрос? Быть может это попытка смягчить то, что задумал или оправдаться? Да и вообще, следовало ли…
Всего несколько часов и все: получите, распишитесь. Словно сделка о товаре. Обмен. Но равноценна ли предложенная цена отданному, быть может узнаешь лишь после.
Белоснежный город только просыпался. Снег укрыл серые крыши, очистил мостовые от грязи, украсил ветви деревьев белоснежными гирляндами инея. И в свете поднимающегося над городом солнца, все вокруг покрылось сияющим ореолом белизны.
Даниель шагнул к кровати, поднимая мальчика на руки. Тот уснул сразу, даже не раздеваясь. И на детском личике застыла умиротворенность.
Мужчина видел много смертей: бесполезных, героических, бессмысленных. Он свыкся с мыслью, что жизнь намного проще отнять, чем подарить. И с тем, что держа ее в руках, ты в любой момент можешь отпустить.
- Вам не тяжело меня нести? – синие глаза все еще были подернуты дымкой недавнего сна.
Чес цеплялся за пальто мужчины, будто боялся, что его могут уронить.
- Нет, ты совсем легкий.
- А куда мы, - он будто бы боялся этого вопроса.
- Я должен тебя кое-кому показать, - а Даниель боялся ответа.
Мальчик не проронил более не слова.
Люди уже ждали. Ждали молча, с явным нетерпение и недоверием на хмурых лицах. Один, что был крупнее всех, из них выступил вперед:
- Это он? - пухлые губы под густыми усами растянулись в улыбке. – Ну что ж, надеюсь, вы нас не обманули, уважаемый.
- Не имею привычки, - сухо ответил Даниель.
- Ну что ж, - довольно засмеялся толстяк, - докажите.
Даниель опустил Чеса на пол. Тот, с явной неохотой, отпустил ткань плаща. Мужчина присел на корточки, развернув его лицом к себе.
- Давай покажем им твой Дар.
«Дар». Мальчик вздернул брови – никто еще ни разу не называл это даром. Да и он всю жизнь считал, что то, что растет у него на спине, самое настоящее проклятие. Иначе как по-другому можно назвать то, что разлучило его с родителями и сделало одиноким, покинутым… И привело сюда. А мальчик ведь понимал, для чего он здесь. Ведь это уже не в первый раз.
Дождавшись покорного кивка, Даниель снял с мальчика куртку и начал расстегивать пуговицы на рубашке. Маленькие сизые крылышки, растущие между лопаток, задрожали, освобожденные, расправились и аккуратно умостились на спине, уложенные хозяином. Мальчик стоял поникший, держа руки вдоль тела, и смотрел в пол. Комната наполнилась давящей тишиной. А потом вдруг усатый мужчина вздрогнул, всплеснув руками, и вскричал, напугав Чеса:
- Потрясающе!
Он порывисто приблизился, изучая, кажется, каждое перышко.
- Просто чудо, мой милый! Ты просто ангел! Ангел!
Чес не сразу понял, что обращаются к нему, боясь даже повернуться.
- Ээ… - Даниель хотел было прервать его восторг, однако не смог.
- Да-да, спасибо вам, уважаемый, - человек подхватил со стола увесистый бумажник и сунул его в руки мужчине. – Вот, как договаривались. Вы свободны.
И прежде, чем тот успел что-либо возразить, его вытолкали за дверь. Последнее, что Даниель успел увидеть – это печальное бледное лицо. И смирение. Смирение с содеянным этим, показавшимся близким, человеком. Со всем происходящим и ждущим впереди. Смирение совсем не ребенка.
Порывистый ветер толкал в спину. Даниель брел обратно в снятую им накануне комнату, снятую на двоих. Теперь же в ней придется обитать одному. Хотя это временно. На те деньги, что ему дали, он может снять хорошую и дорогую, со всеми удобствами и… на одного.
Захлопнув дверь, Даниель опустился на постель. Рука легла на помятое одеяло. Что это - щекочет кожу на ладони. Так мягко и осторожно. Мужчина подхватил попавший под руку предмет и поднес его к глазам. Перышко. Переливчатое, от сизого к чисто белому. И вправду, словно ангельское.
Все внутри дрожит, сотрясаясь от обиды и страха. А глаза щиплет вода, с резким привкусом соли. Оказывается, у предательства есть вкус. Вкус, который оседает на губах и нёбе, проникая в самое сердце. Это чувство приносит боль, застревая острым комком в горле, ощущение которого со временем может лишь притупится, чтобы потом вновь вырваться в один момент наружу, захлестывая потоком страданий.
Чес сглотнул комок, подняв взгляд. Небольшая комнатка, в которую его отвели, выглядела довольно уютно, однако он чувствовал себя в ней как в клетке. Стены давили на сжавшееся в груди сердце. Одно лишь – все люди разошлись, оставив его в одиночестве. Усатый человек приводил с собой других людей, которые охая, ахая и качая головами, очень долго изучали его. Все как один округляли глаза и проверяли крылья на ощупь, словно бы не веря тому, что видят. Они напоминали Чесу детей, приходящих в цирк: те тоже смотрели на все с любопытством и удивление, указывали пальцами и лезли потрогать. И обычно они так вели себя при виде зверей в клетках. Мальчик тоже чувствовал себя зверьком. Однажды с родителями он был в зоопарке. И звери там тоже находились в клетках. Они держались в стороне от решеток и смотрели на всех проходящих с испугом и злобой в глазах. И им было тесно, но бежать было некуда и в итоге они смирялись с участью. Чес не знал, пытались ли они освободиться, только вот папа тогда сказал, что звери, пойманные в клетку, никогда не убегут. И вот теперь Чес знал, что тоже не убежит. От того комната и казалось настолько узкой и темной. А время словно бы остановилось.
Он кутался в одеяло, лежащее на кровати, только вот дрожь никак не унималась. Он бы хотел сейчас уснуть, да не мог. Просто лежал, свернувшись клубочком, и смотрел в пустоту. Когда он закрывал глаза, перед ними вставал Даниэль, каток и хлопья снега. Комок в горле увеличивался, дыхание перехватывало и тело сжималось. Чес молил об одном – лишь бы это все поскорее забылось, только вот знал, что так просто не забыть. Он ведь до сих пор так и не забыл лиц родителей в те, болезненные минуты. А, кажется позабытое со временем, чувство вернулось с новой силой.
***
Лица. Их сотни каждый день. Все серые. Незапоминающиеся. И на них яркие, блестящие глаза, точно звезды пылают, обжигая холодом. Тысячи глаз, устремленных на тебя. День за днем. А среди них ни одного приметного, знакомого, похожего.
Одни уходят, а на их места приходят другие. Порой некоторые возвращаются. Точно как в цирке. Но здесь ты один – актер, с главной ролью. Экспонат, для просмотра которого приобретают билеты. Они все так же ахают, удивляются и всплескивают руками. Смотрят пронзительно своими жадными глазами, испивая из тебя силу. И как бы ты ни пытался – от них не скрыться. От этих глаз на серых безликих физиономиях.
«Посмотрите же на это чудо! На этого ангела, спустившегося к нам с самих небес! Он пришел, чтобы одарить нас надеждой!»
Чес сам не знал, верит ли в ангелов. Но - странно ли, нет - не считал себя таковым. Только вот люди почему-то верили этому усачу, внемля каждому его слову, пусть даже и слышали их не в первый раз. При виде еще не оформившихся крыльев они начинали яро рукоплескать, женщины заламывали руки, покачивая головами. На их лицах благоговение граничило с жалостью. Только вот никто из них после представлений не возвращался, чтобы пожалеть «бедное дитя». А мальчик не как не мог взять в голову, почему же все-таки они жалеют того, кто «спустился с небес».
Он чуть приподнял голову, скользнув взглядом по зрителям, и вдруг сердце в груди замерло. На миг. А потом забилось с удвоенной силой. В самом первом ряду высокая фигура куталась в черный плащ. Воротник призванный закрывать лицо от морозного воздуха был поднят. И лишь глаза блестели на лице - маленькие чертики плясали в карих зрачках. Они улыбались ему. Улыбались Чесу. Единственные, без насмешки и жалости. Истинно.
Чес чуть склонил голову к плечу, всматриваясь в эти глаза. Человек медленно моргнул, прерывая связь, и мальчик сразу понял. Без лишних слов и заверений, только вот так и не смог улыбнуться, хотя хотелось захохотать. Но придет время и он вспомнит, как это делается.
Они привыкли, к мысли о том, что ему некуда идти. Они думали, что знают его и просчитывают любой шаг, хотя это и было не сложно. Безвольные куклы не бегут из шкафа, в котором их держит марионеточник. Но ангелам крылья даны не для того, чтобы они двигались с помощью нитей.
Две тени бежали во тьме. Бежали прочь от мира. От зрителей, жаждущих узреть чудо. Готовых поверить любому фокуснику.
Бежали в зимнюю ночь. Вместе.
***
А снег не знал… и падал. Сглаживая следы, оставленные на белоснежном покрывале. Точно отгораживая прошлое от будущего. Укрывая и очищая его.
Даниель положил ладони поверх рук Чеса. Мальчик вздрогнул, сжимая пальцы. Улыбка коснулась губ. Он вспомнил.
Автор: Изаяц Необыкновенный
Жанр: драма
Рейтинг: G
Дисклеймер: все мое
Состояние: окончен
читать
Почти как ангел
Я молюсь, Боже, я молюсь Тебе,
Искупи мне грехи, что тяжестью лежат на душе,
Я умоляю, Боже, я умоляю тебя.
Мне нужно исцеление, ведь внутри я чувствую любовь
Искупи мне грехи, что тяжестью лежат на душе,
Я умоляю, Боже, я умоляю тебя.
Мне нужно исцеление, ведь внутри я чувствую любовь
Мелкие снежинки медленно кружились в воздухе. Колючие, ледяные. Роняемые серыми тяжело-нависшими небесами. Они резали щеки, обжигая их своими острыми касаниями, точно впиваясь в кожу. Слезы застыли мутными хрусталиками на побелевших ресницах. Слезы: быть может печали и боли, быть может, просто вызванные морозным ветром, внахлест бьющим по лицу.
Метель плакала, выла, стонала на все лады, пронзая сердце тоской. И лишь маленький комок жизни: теплый, почти невесомый, примостившийся на спине, подобно сложенным крыльям ангела - позволял сохранить искру в сердце, от которой становилось чуть светлее в столь черный пасмурный день. Такой же как «вчера» и, вместе с ним, еще множество минувших. А, возможно, даже «завтра».
Хрупкие ручонки оплели шею, сжимая плащ окоченевшими пальцами. Боясь отпустить, потерять раз и навсегда. Детское сердце, чуть уловимо, билось. Равномерно, мирно, как у спящего. И тепло дыхания, там, где его лицо утыкается в ткань одежки, согревало, наполняя все внутри спокойствием.
***
Ветер гонял по земле засохшую потемневшую листву. Листья, короткими перебежками, пересекали улицу, гонялись за прохожими, подбрасываемые невидимыми руками.
Мужчина поднял воротник плаща, пряча лицо от порывистых бросков ветра. Под ноги бросилась белая листовка - билет. Он наклонился, подбирая его - в цирк. Мужчина пожал плечами, пряча билет в карман пальто. Как давно он не был в цирке? Кажется, целую вечность. С самого детства, когда поход в цирк был чем-то захватывающим, необычным. Когда с замиранием сердца следишь за акробатами, парящими под самым куполом. На дрессировщиков и этих огромных, до дрожи любопытства пугающий, тигров и слонов. И одинокого печального клоуна, над горем которого так любят смеяться зрители.
Почему бы не сходить, когда билетик сам попал к тебе в руки, точно просясь, чтобы его подобрали. Быть может, этот поход напомнит ему детство, со всеми его беззаботностью, легкостью и незнанием реальности.
Площадь вокруг шатров была полна весельем и предвкушением предстоящего зрелища. Люди толпились возле палаток со сладостями и забавными сувенирами. Дети, громко визжа, катались на аттракционах и носились друг за дружкой. А в центре всего высился главный шатер, где под светом софитов раскинулась арена. Под потолком протянули веревку для канатоходцев и развесили перекладины. Где всегда хранится дух детства и чего-то загадочного. Во всем: ярком сиянии прожектора, тенях за занавесом, блеске в глазах зрителей… Тихом шепоте ожидания, который затихает как только начинается представление.
Под куполом вспыхнул свет, сосредотачивая все внимание на одном единственном объекте: маленьком, хрупком, замершем над зрителями, ареной, кажется, всем миром. Он стоял там, освещенный софитом, под напряженными взглядами, под накатывающим и затихающим шепотком. Точно на утесе перед морем, где внизу плещется океан, шурша пенными волнами, разбиваясь о камень скалы. Лицом к зрителям. Так, чтоб было видно всем.
Расставив руки в стороны, мальчик сделал один осторожный шажок, ступив на тонкую туго натянутую веревку. Покачнулся, держа равновесие. Зал ахнул как по команде, точно бы в них механизм какой-то заводится и срабатывает. Мужчина, хмурясь, всматривался в маленького акробата. На лице того застыла спокойная отрешенность. Он явно проделывал подобное не в первый раз, значит уже опытный. Но даже опытные акробаты порой оступаются. А этот даже без страховки. Зрители с замиранием следили за каждым проделываемым шагом. А мальчик словно бы сжался под столь пристальными взорами, скользя по веревке. Шажок, вздох и зал в одно мгновение замер – маленький акробат покачнулся, не удержав равновесие, и соскользнул вниз. Кто-то вскрикнул, кто-то вскочил с места, а кто-то лишь сильнее напрягся, храня внутри мысль «что же, что же дальше?». По залу прокатилась волна удивления – в полете мальчик чуть дрогнул, как бы замедляя падение, перевернулся, точно бы его держали невидимые веревки страховки, и, распахнув руки, довольно неуклюже плюхнулся на пол. Мужчина подался вперед, вглядываясь. Что это - там, у него за спиной, в области лопаток. Будто бы что-то есть. Крылья? Да нет, это не крылья. Это крылышки. Совсем хрупкие и маленькие, как сам мальчик. Чуть сизые перышки, чуть белые кое-где. Дрожат, точно бы от ветра. Мальчик тем временем поднялся, свернув крылышки, спрятал их за спину, подальше от пристальных, жадных взоров. И чуть сконфуженно поклонился. На арену вышли двое старших акробатов и ведущий. Он захлопал в ладоши, призывая зрителей повторять за ним. Громко засмеялся, преобнимая мальчика. Тот, кажется, дрожал, то ли от страха, то ли еще от чего…
Вот оно. Шанс вернуть хоть часть прошлой жизни. Шанс, посланный судьбой, ведь тот билет сам нашел того, кто в нем нуждался. Разве это не знак? И не воспользоваться им может только глупец.
Зрители медленно разбредались, а на лицах все еще блуждало удивление и легкие улыбки. Они разойдутся, но завтра, а, быть может и послезавтра, придут вновь, чтобы еще и еще увидеть его - это невообразимо удивительное существо. Но позже в заботах все позабудется, оставив лишь легкое, приятное воспоминание о чуде, которое ты когда-то увидел собственными глазами.
Мужчина пробрался по рядам к выходу. Он не сможет забыть. Не сможет так просто уйти, ведь собственные глаза никогда не обманут, а человек всегда тянется к чуду, чтобы хоть как-то разнообразить серую повседневность. И стоит это не мало.
Мир затопили сумерки, укрывая улицы угасающей пеленой вечера. Ветер утих, сменив шуршание листвы на тишину опустевшей площади. Над шатрами зажглись фонари, затмевая вспыхивающие на небе звезды. Посетители разошлись и лишь приглушенны голоса звучали чуть в отдалении. Но все равно как-то слишком резко стало пусто и одиноко.
Мальчик подтянул колени к груди, пытаясь совладать с дрожью. Испуг до сих пор не прошел, оставив после себя какой-то неприятный осадок в сердце. И словно маленькие иголочки впивались в кожу на затылке. Оставаться в одиночестве становилось невыносимо, но и идти куда-либо он тоже не отваживался: здесь он самый маленький, да и нормальным его никогда не считали, как бы глупо это ни выглядело.
Бежать. Куда? В этот реальный мир, в котором нет места фокусам и слабости. Нет места ему. С самого рождения не было и со временем так и не появилось.
Мальчик опустил голову, уткнувшись лицом в коленки. Из тишины вынырнул звук тихих шагов, точно крадется кто-то. Ребенок вздрогнул – здесь некому прятаться, если только это не посторонний. Страх нахлынул вновь, заставляя пальцы сильнее сжаться. Звук то затихал на время, то вновь возникал из тишины. Неизвестный шел к его палатке. Зачем?
Коснуться рукой ткани, отведя занавеску чуть в сторону. Мужчина осторожно заглянул внутрь. Маленький сжавшийся силуэт на кровати. Испуганный блеск глаз в темноте. Он ждал, должно быть, услышав шаги - смысла таиться более нет. Мужчина бегло осмотрел безлюдную площадь и, выпрямившись в полный рост, ступил внутрь.
Ребенок дернулся, отстраняясь.
- Прошу не пугайся, - чуть приглушенно проговорил мужчина.
Он вытянул руки вперед ладонями вверх, как бы показывая, что не опасен. Мальчик молчал, однако, похоже, чуть расслабился.
- Можно подойду?
Тот, чуть помедлив, кивнул. Мужчина приблизился, присев на краешек кровати. На сей раз крылышки были скрыты под рубашкой, и он на миг задумался, а не было ли все это обычным розыгрышем. Мальчик неотрывно следил, лишь изредка моргая большими глазами. В них читался страх загнанного зверька, граничащий с любопытством. Дети всегда любопытны, даже в моменты опасности.
- Я – Даниэль, а тебя как звать? - мужчина протянул руку для пожатия.
Мальчик изучил большую сильную ладонь, осторожно вложив в нее свою, совсем маленькую в сравнении.
- Чес, - а голос совсем не дрожит.
- И давно ты тут, Чес?
- Год, - мальчик пожал плечами, как бы показывая, что не особо считал.
- И нравится?
Опять это же движение. Он отвел взгляд, чуть опустив голову.
- А хочешь пойти со мной, Чес?
Ребенок вздернул голову, еще шире распахнув глаза от удивления. В слабом свете звезд и фонарей, Даниель заметил, что они у него синие, точно небо в сумерки.
- Вы серьезно?
Мужчина хмыкнул – юнец совершенно не напрягся, не стал допытываться, зачем ему это, его лишь волновала искренность сказанного.
- Более чем, - на губах промелькнула улыбка.
В подтверждение сказанного он подал Чесу руку:
- Не пожалеешь?
Тот вновь передернул плечами. Взявшись за руку, он спустил ноги с кровати.
- А куда мы пойдем?
- Куда-нибудь, - туманно ответил Даниель. – Для начала, подальше отсюда.
Он вновь улыбнулся мальчику, и направился к выходу.
Выбраться с территории, занимаемой цирком, не составило труда, ее особо не охраняли. Видимо, полагая, что никто не станет сбегать или же наоборот - прокрадываться внутрь. Разве что за животными следили.
С темнотой на улице значительно похолодало. Даниель чувствовал, как руки мальчика чуть дрожат от холода, однако тот тихо следовал за ним, даже не подумав пожаловаться.
- Ты, наверное, устал, после выступления?
- А вы на нем были? – в голосе смущение граничило с радостью.
Этот ребенок всегда отвечает вопросом на вопрос?
- Да, был, - кивнул мужчина, смотря на Чеса с высоты своего роста. – Сегодня утром, когда ты…
- Упал, - потупился собеседник.
- Ты в порядке? После падения.
Взгляд скользнул по спине, остановившись там, где должны располагаться крылышки. Удивительно, как такие хрупкие, несформировавшиеся – они способны удержать его.
Кивок.
- Ты, похоже, не рад такой удаче? – Даниель вздернул брови.
Вновь пожимание плечами – это входит у него в привычку.
- Ну, ладно, - вздохнул мужчина. – Ты голоден?
Не поднимая головы, тот сконфуженно кивнул.
- Тогда может, остановимся на ночь?
Дождавшись кивка, мужчина продолжил:
- Только вот я не снял жилье сегодня. Так что придется заночевать на улице. Не будешь против?
- Нет, господин Даниель.
«Господин». Какое громкое слово. Звучит так, словно бы он уже привык к повиновению. Привык к тому, что старший вправе управлять его судьбой. Хотя, так даже проще. Ведь у Даниеля тоже свои планы на жизнь, и он должен ему помочь в их воплощении.
Мужчина вновь посмотрел на мальчика. Тот озирался по сторонам, точно давно не был за пределами цирка. Хотя, может так оно и есть. Должно быть там, он хоть считает себя частью чего-то, а вырвавшись в мир, куда ему податься? Разве что слоняться по улицам, да беспризорничать. Тут его ничего не ждет, только голод и одиночество…
Даниель потряс головой, отгоняя мысли. Он видел много таких и со временем привык. А этот мальчик не такой как многие. Он – особенный. И этому нельзя позволить пропадать.
Чес жадно набросился на хлеб и сыр. Хотя жевал на удивление медленно, не спеша заглатывать большие куски.
- Расскажите о себе, господин, - глаза блестели неприкрытым любопытством, в свете маленького костерка.
- Да мне особо нечего рассказывать, - вздохнул тот. – Раньше у меня был дом. Семья: родители и старшая сестра. Но началась война, и я ушел на нее. Это было страшное время. Особенно для молодого человека как я. Я ведь младший в семье и привык, что обо мне заботятся. О ней я не буду тебе рассказывать. Я жил только мыслью о том, что у меня есть место, куда можно вернуться. Однако, когда война закончилась, возвращаться уже было не куда. Ее цепкие руки добрались и до моего дома, уничтожив все и стерев даже упоминание о былом.
Даниель умолк, пустым взглядом смотря на пляшущие языки пламени. А ведь звучит как оправдание затаенным желаниям. Тому. В чем ты не признался.
- Вам, наверное, очень плохо теперь, - мальчик смотрел, не отрывая взгляда от замершего лица.
- Я свыкся, - Даниель чуть улыбнулся. – Ложись спать.
- А зачем я вам? – синие глаза смотрели совсем не по-детски.
Нет, он не заподозрил, он просто пытался понять.
- Чтобы жить…
«На те деньги, что мне дадут за тебя», - прозвучало в голове недосказанное.
Костер начинал угасать. Даниель подкинул в него немного хвороста. Его становилось все меньше и меньше, а приближение зимы ощущалось еще более явно с заходом солнца. Он лег на листву, втянув голову в плечи. Прикрыл глаза и, кажется, задремал. Сколько прошло времени, он не знал, только вот вдруг почувствовал чье-то прикосновение. Даниелю не хотелось открывать глаза, да и сил на это, словно бы не было. Он лишь слегка приоткрыл их. Чес осторожно приподнял его руку, забираясь под нее. Мальчик дрожал от холода. Улегшись рядом, он уткнулся лицом мужчине в грудь, свернувшись клубочком, точно котенок. Тот замер, чувствуя, как где-то в области сердца медленно растекается тепло. Опустив руку, Даниель положил ее мальчику на спину. И почувствовал, как легко подрагивают маленькие крылышки под грубой тканью куртки. Значит все-таки реальные. Часть этого хрупкого существа. Такая же ощутимая, как спокойное сердцебиение спящего совсем рядом.
К утру костер погас. Даже угли уже успели поостыть. Чес проснулся сразу как только зашевелился Даниель. Протирая глаза кулачками, он сонно оглядывал засыпанную листвой землю.
- Сегодня мы будем в городе. Так что спать на земле больше не придется, - обнадежил Даниель.
«А если повезет, то и на твердом тоже», - промелькнуло в голове.
- Идем, - чуть махнул рукой, призывая следовать за собой.
- Ну что ж. Ты выслушал мою историю. Поделись своей, - после недолгого молчания, проговорил Даниель.
Чес молчал довольно долго. Мужчина уже было подумал, что он не хочет говорить и хотел было сказать. Что не хочет – не надо, однако мальчик опередил:
- У меня есть папа и мама. Они отдали меня в цирк, потому что… Потому что боялись того, что я не такой как все дети, с этими… И что из-за этого пострадает их ре…
- Репутация, - помог Даниель, видя, что мальчику трудно.
Тот кивнул.
- Они не оставили меня на улице. Они добрые, - голос ребенка задрожал, срываясь. – Я люблю своих маму и папу. Они ждали. Долго. Думали, что пройдет, но с возрастом они все больше и больше. А потом…Потом появилась сестренка…
Вот оно. «Сестренка»
Даниель закусил губу. Вот ведь как получается, а он-то думал – сирота. Хотя сразу можно было заметить, что уж больно он аккуратный. Можно, да не обратил внимания. И это слово – господин – видимо, его научили этому в цирке. Хотя, какая разница. Все равно же брошенный. Точно собака. Которая испортила любимый ковер…
Все остальное время две фигуры просто брели вперед. Молча, размышляя каждый о своем. Быть может, вспоминая прошлое, а быть может, обдумывая будущее. И вот уже город совсем близко. И ближе момент расставания.
Точно новый мир, нахлынул звуками, красками. Прохожие спешили по своим делам, обходя стороной двоих пришедших. Точно речной поток обтекает камни, мешающие на его пути. Чес уже и позабыл, какой же он – город: шумный, серый, неуемный. Ну точь ярмарка. Но это лишь на поверхности. Даниель по себе знал, какой он грязный. И как негостеприимен становится этот мир к тем, кому некуда идти. И что же теперь. Настоль сильно желание изменить его отношение к тебе, при знании того, что все это, лишь притворство, лесть и подобострастие. Что он примет тебя, только если ты внесешь нужную плату. Как тот билет в цирк, который стоит монету, не стоил для тебя ничего и теперь ты хочешь взять себе еще и деньги за вход.
- Подожди меня в комнате гостиницы, хорошо, Чес.
Лишь дождавшись кивка. Мужчина встал с корточек и вышел прочь. Ни на миг не обернувшись, захлопнул за собой дверь. Мальчик же сел на кровать и стал ждать. Это было проще всего – за время он привык ждать. День за днем. В надежде, что кто-нибудь передумает и он, наконец, дождется…
Нужные люди отыскались довольно быстро. В большом городе всегда найдется человек, готовый заплатить за подобное. Осталось лишь предоставить доказательства. Даниель вернулся под вечер и Чес уже успел задремать, уткнувшись лицом в подушку, а ноги так и остались свисать, с кровати не дотягиваясь носками до пола. Мужчина остановился у двери, какое-то время просто смотря на спящего. Черные волосы спадали на лицо, скрывая глаза. Он выглядел хрупким, хотя и не был настолько уж худ. Даниель задумался, вспоминая: в детстве он тоже не отличался крепостью, лишь армия сделала из него сильного человека. Человека, способного со спокойным сердцем обменять чужую жизнь, на призрачную надежду вернуть прошлое.
Мальчик зашевелился, открывая глаза.
- Проснулся. – Даниель стоял в дверях. Размышляя. – Пойдем-ка кое-куда.
- Куда?
За окном стемнело. Чес нехотя начал подниматься.
- Идем-идем, - мужчина протянул руку, предлагая взяться за нее.
Маленькие снежинки парили в воздухе, мягко ложась на землю. Они не таяли, укрывая черноту легким белым покрывалом. Зима пришла. Пришла с морозным ветром, холодным снежным пухом и льдом.
- Ты когда-нибудь катался на коньках?
Огороженный каток пустовал. Тонкая прослойка мутно блестела в слабом свете фонарей. Мальчик отрицательно замотал головой.
- Но я хорошо могу держать равновесие, - он чуть замялся, продолжив, - когда они помогают.
- Мы попробуем без них, - улыбнулся мужчина, доставая откуда-то из-под плаща коньки.
Острые лезвия выглядели устрашающе, бликуя в полумраке.
- Надеюсь подойдут, одевай-ка.
Кивок. Маленькие ручки выхватили ботинки. Мальчик порывисто сел, сбрасывая с ног обувь. Даниель быстро обулся, с интересом наблюдая за тем, как Чес упорно пытается завязать шнурки.
- Помочь?
- Нет! Я сам хочу, – строго ответствовал тот, выглядя при этом донельзя забавно.
Наконец, он справился с этой задачей. Пытаясь подняться на ноги.
- Осторожнее, - Даниель подхватил его под руки, придерживая.
- Держи равновесие и отталкивайся, - командовал он, плавно скользя по льду.
Мальчик то и дело пытался хватался за рукав его плаща, стараясь не сесть на шпагат. Сперва, он громко и довольно зло пыхтел, но потом им овладело веселье, и каждое падение вызывало у него порцию звонкого смеха. Он капелью звенел над катком, наполняя ночь каким-то приятным спокойствием. Постепенно Даниель тоже начал улыбаться, а потом и вовсе засмеялся:
- Ты совершенно не создан для этого занятия.
Чес пытался подняться на ноги после очередного падения, но ноги так и норовили разъехаться в стороны.
- Идем. Замерзнешь.
Даниель ловко подъехал к мальчику, подхватывая его за руки. Мороз начинал покалывать на щеках, и кончики пальцев совсем замерзли. Снег падал большими хлопьями. Точно тополиный пух кружил в воздухе, нежно касаясь лица. Коньки, снятые, висели на плече, а сбитое после катания дыхание приходило в норму.
Что это было: прощальный подарок или что-то большее? Сможешь ли сам честно ответить на этот вопрос? Быть может это попытка смягчить то, что задумал или оправдаться? Да и вообще, следовало ли…
Всего несколько часов и все: получите, распишитесь. Словно сделка о товаре. Обмен. Но равноценна ли предложенная цена отданному, быть может узнаешь лишь после.
Белоснежный город только просыпался. Снег укрыл серые крыши, очистил мостовые от грязи, украсил ветви деревьев белоснежными гирляндами инея. И в свете поднимающегося над городом солнца, все вокруг покрылось сияющим ореолом белизны.
Даниель шагнул к кровати, поднимая мальчика на руки. Тот уснул сразу, даже не раздеваясь. И на детском личике застыла умиротворенность.
Мужчина видел много смертей: бесполезных, героических, бессмысленных. Он свыкся с мыслью, что жизнь намного проще отнять, чем подарить. И с тем, что держа ее в руках, ты в любой момент можешь отпустить.
- Вам не тяжело меня нести? – синие глаза все еще были подернуты дымкой недавнего сна.
Чес цеплялся за пальто мужчины, будто боялся, что его могут уронить.
- Нет, ты совсем легкий.
- А куда мы, - он будто бы боялся этого вопроса.
- Я должен тебя кое-кому показать, - а Даниель боялся ответа.
Мальчик не проронил более не слова.
Люди уже ждали. Ждали молча, с явным нетерпение и недоверием на хмурых лицах. Один, что был крупнее всех, из них выступил вперед:
- Это он? - пухлые губы под густыми усами растянулись в улыбке. – Ну что ж, надеюсь, вы нас не обманули, уважаемый.
- Не имею привычки, - сухо ответил Даниель.
- Ну что ж, - довольно засмеялся толстяк, - докажите.
Даниель опустил Чеса на пол. Тот, с явной неохотой, отпустил ткань плаща. Мужчина присел на корточки, развернув его лицом к себе.
- Давай покажем им твой Дар.
«Дар». Мальчик вздернул брови – никто еще ни разу не называл это даром. Да и он всю жизнь считал, что то, что растет у него на спине, самое настоящее проклятие. Иначе как по-другому можно назвать то, что разлучило его с родителями и сделало одиноким, покинутым… И привело сюда. А мальчик ведь понимал, для чего он здесь. Ведь это уже не в первый раз.
Дождавшись покорного кивка, Даниель снял с мальчика куртку и начал расстегивать пуговицы на рубашке. Маленькие сизые крылышки, растущие между лопаток, задрожали, освобожденные, расправились и аккуратно умостились на спине, уложенные хозяином. Мальчик стоял поникший, держа руки вдоль тела, и смотрел в пол. Комната наполнилась давящей тишиной. А потом вдруг усатый мужчина вздрогнул, всплеснув руками, и вскричал, напугав Чеса:
- Потрясающе!
Он порывисто приблизился, изучая, кажется, каждое перышко.
- Просто чудо, мой милый! Ты просто ангел! Ангел!
Чес не сразу понял, что обращаются к нему, боясь даже повернуться.
- Ээ… - Даниель хотел было прервать его восторг, однако не смог.
- Да-да, спасибо вам, уважаемый, - человек подхватил со стола увесистый бумажник и сунул его в руки мужчине. – Вот, как договаривались. Вы свободны.
И прежде, чем тот успел что-либо возразить, его вытолкали за дверь. Последнее, что Даниель успел увидеть – это печальное бледное лицо. И смирение. Смирение с содеянным этим, показавшимся близким, человеком. Со всем происходящим и ждущим впереди. Смирение совсем не ребенка.
Порывистый ветер толкал в спину. Даниель брел обратно в снятую им накануне комнату, снятую на двоих. Теперь же в ней придется обитать одному. Хотя это временно. На те деньги, что ему дали, он может снять хорошую и дорогую, со всеми удобствами и… на одного.
Захлопнув дверь, Даниель опустился на постель. Рука легла на помятое одеяло. Что это - щекочет кожу на ладони. Так мягко и осторожно. Мужчина подхватил попавший под руку предмет и поднес его к глазам. Перышко. Переливчатое, от сизого к чисто белому. И вправду, словно ангельское.
Все внутри дрожит, сотрясаясь от обиды и страха. А глаза щиплет вода, с резким привкусом соли. Оказывается, у предательства есть вкус. Вкус, который оседает на губах и нёбе, проникая в самое сердце. Это чувство приносит боль, застревая острым комком в горле, ощущение которого со временем может лишь притупится, чтобы потом вновь вырваться в один момент наружу, захлестывая потоком страданий.
Чес сглотнул комок, подняв взгляд. Небольшая комнатка, в которую его отвели, выглядела довольно уютно, однако он чувствовал себя в ней как в клетке. Стены давили на сжавшееся в груди сердце. Одно лишь – все люди разошлись, оставив его в одиночестве. Усатый человек приводил с собой других людей, которые охая, ахая и качая головами, очень долго изучали его. Все как один округляли глаза и проверяли крылья на ощупь, словно бы не веря тому, что видят. Они напоминали Чесу детей, приходящих в цирк: те тоже смотрели на все с любопытством и удивление, указывали пальцами и лезли потрогать. И обычно они так вели себя при виде зверей в клетках. Мальчик тоже чувствовал себя зверьком. Однажды с родителями он был в зоопарке. И звери там тоже находились в клетках. Они держались в стороне от решеток и смотрели на всех проходящих с испугом и злобой в глазах. И им было тесно, но бежать было некуда и в итоге они смирялись с участью. Чес не знал, пытались ли они освободиться, только вот папа тогда сказал, что звери, пойманные в клетку, никогда не убегут. И вот теперь Чес знал, что тоже не убежит. От того комната и казалось настолько узкой и темной. А время словно бы остановилось.
Он кутался в одеяло, лежащее на кровати, только вот дрожь никак не унималась. Он бы хотел сейчас уснуть, да не мог. Просто лежал, свернувшись клубочком, и смотрел в пустоту. Когда он закрывал глаза, перед ними вставал Даниэль, каток и хлопья снега. Комок в горле увеличивался, дыхание перехватывало и тело сжималось. Чес молил об одном – лишь бы это все поскорее забылось, только вот знал, что так просто не забыть. Он ведь до сих пор так и не забыл лиц родителей в те, болезненные минуты. А, кажется позабытое со временем, чувство вернулось с новой силой.
***
Лица. Их сотни каждый день. Все серые. Незапоминающиеся. И на них яркие, блестящие глаза, точно звезды пылают, обжигая холодом. Тысячи глаз, устремленных на тебя. День за днем. А среди них ни одного приметного, знакомого, похожего.
Одни уходят, а на их места приходят другие. Порой некоторые возвращаются. Точно как в цирке. Но здесь ты один – актер, с главной ролью. Экспонат, для просмотра которого приобретают билеты. Они все так же ахают, удивляются и всплескивают руками. Смотрят пронзительно своими жадными глазами, испивая из тебя силу. И как бы ты ни пытался – от них не скрыться. От этих глаз на серых безликих физиономиях.
«Посмотрите же на это чудо! На этого ангела, спустившегося к нам с самих небес! Он пришел, чтобы одарить нас надеждой!»
Чес сам не знал, верит ли в ангелов. Но - странно ли, нет - не считал себя таковым. Только вот люди почему-то верили этому усачу, внемля каждому его слову, пусть даже и слышали их не в первый раз. При виде еще не оформившихся крыльев они начинали яро рукоплескать, женщины заламывали руки, покачивая головами. На их лицах благоговение граничило с жалостью. Только вот никто из них после представлений не возвращался, чтобы пожалеть «бедное дитя». А мальчик не как не мог взять в голову, почему же все-таки они жалеют того, кто «спустился с небес».
Он чуть приподнял голову, скользнув взглядом по зрителям, и вдруг сердце в груди замерло. На миг. А потом забилось с удвоенной силой. В самом первом ряду высокая фигура куталась в черный плащ. Воротник призванный закрывать лицо от морозного воздуха был поднят. И лишь глаза блестели на лице - маленькие чертики плясали в карих зрачках. Они улыбались ему. Улыбались Чесу. Единственные, без насмешки и жалости. Истинно.
Чес чуть склонил голову к плечу, всматриваясь в эти глаза. Человек медленно моргнул, прерывая связь, и мальчик сразу понял. Без лишних слов и заверений, только вот так и не смог улыбнуться, хотя хотелось захохотать. Но придет время и он вспомнит, как это делается.
Они привыкли, к мысли о том, что ему некуда идти. Они думали, что знают его и просчитывают любой шаг, хотя это и было не сложно. Безвольные куклы не бегут из шкафа, в котором их держит марионеточник. Но ангелам крылья даны не для того, чтобы они двигались с помощью нитей.
Две тени бежали во тьме. Бежали прочь от мира. От зрителей, жаждущих узреть чудо. Готовых поверить любому фокуснику.
Бежали в зимнюю ночь. Вместе.
***
А снег не знал… и падал. Сглаживая следы, оставленные на белоснежном покрывале. Точно отгораживая прошлое от будущего. Укрывая и очищая его.
Даниель положил ладони поверх рук Чеса. Мальчик вздрогнул, сжимая пальцы. Улыбка коснулась губ. Он вспомнил.
; драма; бредище; бессмысленность